Книга Кагала [3-е изд., 1888 г.] - Яков Брафман

Мы имели уже случай указать на религиозные обряды у евреев: моления над чашей, очищения женщины, чтения общественных и частных молитв и изучение их в связи с только что рассмотренными двумя самыми важными обрядами, дает нам категорическое указание на то, что при исполнении еврейских религиозных обрядов духовенство еврейское не принимает ни малейшего участия.

Но все это до сих пор, к удивлению, осталось совершенно неизвестным для всего христианского ученого мира и правительств, которые, смотря на иудейство с точи зрения христианства, даже при указании на эту особенность не могли свыкнуться с мыслью о том, чтобы исполнение религиозных обрядов у евреев не требовало духовенства. Но ложное убеждение христианского мира, будто исполнение треб у евреев возложено на их духовенство, повело к еще более ложному заключению, что таковым духовенством являются раввины. Между тем раввин у евреев отнюдь не духовное, а светское лицо.

«Рабби», «равви» или «рав» — слово халдейское, обозначает: начальник, господин, владыка или соответствует еврейскому «сар». В книгах Пророков титул «рав» в первый раз является при имени ассирийского начальника Набузарадона (Иеремия, гл. XXXIX, ст. 9); акклиматизированный на еврейской почве в первоначальном своем звучании, титул этот впоследствии присваивается вместо «сар» как представителям еврейских светских учреждений, так и ученым лицам. Таким образом, титул «равви» никогда не обозначал собою духовного лица. В своих молитвах евреи при имени Моисея прибавляют слово «равви»; 8-й член Символа еврейской веры гласит: «Верую и исповедую, что весь закон, находящийся ныне в наших руках, есть тот самый, который дан был Богом равви нашему Моисею, мир ему». Титулом «равви», конечно, не может здесь покрываться [заменяться — Прим. ЛВН] звание священника; утверждать противное — значит утверждать нелепость, так как известно, что священником был Аарон, а Моисей — никогда. При обращении к Спасителю [Иисусу Христу — Прим. ЛВН] ученики и народ постоянно прибавляют титул «равви» (Марк, гл. IV, ст. 5 и 17; Иоанн, гл. V, ст. 31; Иоанн, гл. VI, ст. 25; Иоанн, гл. IX, ст. 2 и проч.). А ведь никто не станет утверждать, что Спаситель был иудейским священником.

С течением времени, когда власть над еврейскою общиною утвердилась за классом ученых, сам титул «равви» обратился в нарицательное слово, а выдающимся раввинам, светилам талмудистской казуистики, стали прибавлять еще титул «мелех» — царь[340], как бы для означения всего величия их светской власти. В настоящее время вся талмудическая знать величается титулом «равви», а выдающийся в общине талмудист, раввин, является всегда, как это мы выше указали, председателем гражданского суда, бет-дина.

Таким образом мы видим, что христианский мир и иноверческое правительство глубоко ошибаются: 1) полагая, будто духовные требы у евреев исполняются духовенством, 2) возлагая исполнение этих треб на раввинов и 3) считая раввинов духовными лицами.

Само собою разумеется, что это тройное заблуждение было всегда. С одной стороны, источником самых серьезных ошибок и затем разочарований для всех иноверческих правительств, нормировавших жизнь еврейской массы, а с другой — доставляло торжество кагало-бетдинской республике. Но плоды этого ошибочного взгляда со стороны нееврейского мира никогда не были так спасительны и так изобильны для иудейства, как в наш XIX век.

Дело вот в чем. Когда в начале настоящего века во Франции успокоилось смятение и водворились спокойствие и порядок, тогда еврейский вопрос, который не замедлил явиться на сцену, обратил на себя серьезное внимание нового властелина Франции и покорителя народов. Обстоятельства, вызвавшие в 1805 году этот вопрос и взгляд на него Наполеона I, точнейшим образом изображены в следующих словах самого Наполеона. «Если этот пункт будет выполнен, — говорит Наполеон I (в § 12 своего проекта о преобразовании жизни евреев), — то нужно будет еще приискать действенные меры для стеснения, вошедшего в привычку ажиотажа, и к подавлению этого организованного обмана и ростовщичества»[341]. В IV объяснительной статье к названному проекту он говорит: «Наша цель состоит в том, чтобы оказать помощь землевладельцам (против евреев) вообще и спасти некоторые департаменты от позорной зависимости, ибо переход большей части имений департаментов к евреям в залог (hypotheke), к народу, который своими обычаями и законами составляет отдельную нацию посреди французского народа, есть настоящая зависимость. В недавно минувшее время это бесполезное сообщество чуть совсем не завладело такими землями и крайность заставила правительство препятствовать его успехам. Так как господство евреев час от часу увеличивается посредством ростовщичества и залогов, то было необходимо поставить ему преграды. Второй план имеет цель если не совсем уничтожить, то по крайней мере уменьшить склонность еврейского народа к многим занятиям, которыми они во всех странах мира вредят цивилизации, порядку и общественной жизни»[342].

В этих строках довольно отчетливо изображены обстоятельства, вызвавшие еврейский вопрос и верный на него взгляд Наполеона I. Конечно, во всем этом нет ничего нового. Здесь только изображена та грустная картина, которая повторяется почти на каждой странице еврейской истории. Но важно лишь то обстоятельство, что средства, которыми защитники иудейства всегда успевали затемнить настоящий вид этой картины, на этот раз оказались непригодными.

Возьмем пример. Когда коренное население обширной России, населяемое также и евреями, освободилось от крепостного права, а жизнь ее сословий еще не нормализовалась от беспорядков польского восстания 1863 г., тогда еврейский вопрос не замедлил и здесь явиться почти в том же виде, в каком мы сейчас его видели во Франции. Со всех сторон раздался ропот: евреи обирают, эксплуатируют все прочие сословия; они завладели живым капиталом страны и всеми почти домами ее городов и местечек; они захватили в свои руки торговлю и низвели ее до нижайшей степени мелкого торгашества; они вытеснили иноверных ремесленников и до безобразия довели ремесленный промысел и т. д. — все эти обвинения громом раздались по всему пространству нашего отечества и в 1866 г. еврейский вопрос обратил на себя всеобщее внимание. Но тут же сами евреи, а с ними вместе и многие либералы, не опровергая самих обвинительных фактов, сейчас же пустили в ход обыкновенные громоотводы: «Дайте евреям эмансипацию, и они перестанут жить исключительно для своего сепаратного, заколдованного царства; распространите между ними русский язык, старайтесь их акклиматизировать, разредите их по всему государству, чтобы они не были так плотно скучены — и все пойдет на лад. Тогда не только еврейского вопроса, но и самих евреев не будет; они станут истыми русскими Моисеева закона»[343]. Все эти возгласы пользуются у нас до сих пор доверием и затмевают сущность вопроса, представляя его в превратном виде[344]. Но при Наполеоне I они никак не могли иметь места. Вопрос об эмансипации евреев во Франции был давно решен революцией 1789 года. Трехцветное знамя революции нарекло евреев истыми французами Моисеева закона и дало им полную равноправность. Пускать в ход речь об акклиматизации евреев тоже было излишне. Это давно уже совершилось, так сказать, действием общего закона. Если какая-либо господствующая нация материально и нравственно сильна и сознает эту силу, то живущий в ее среде иноплеменный элемент непременно ею будет поглощен, по крайней мере относительно внешнего образа жизни. Повинуясь этому закону, внешняя жизнь евреев во Франции давно уже сложилась на французский манер: языком, костюмом и пр. они давно были уже истыми французами. Сгущенность евреев тоже не могла подать повод к появлению еврейского вопроса, так как евреев во Франции насчитывалось тогда не более 60 000 жителей. Благодаря приведенному обстоятельству Наполеону I удалось не заблуждаться по крайней мере насчет места, в котором кроется болезнь иудейства, и насчет настоящего ее имени.

Из аргументов Наполеона по еврейскому вопросу видно, что, по его взгляду, отношения евреев к французам, составляющее грустное и исключительное между французскими разноверными и разноплеменными гражданами явление, проистекают от того, что евреев связывают с коренным населением только внешние, искусственные, слабые узы — язык, костюм и гражданские права, но кровью, достоянием и семейным бытом они, как народ избранный, всегда образуют совершенно отдельный, по их убеждению аристократический мир, в который неизбранным по крови доступа нет. Таким образом, отношение евреев к туземному населению вытекает прямо из самого иудейства: из аристократического взгляда еврея на остальное плебейское человечество. Чтобы уничтожить источник, порождающий это зло, Наполеону показалось необходимым очистить тот полный, свободный и естественный путь к ассимиляции евреев с французами, которым другие иноверные и иноплеменные элементы: немцы, итальянцы, испанцы и прочие живущие во Франции народности ассимилируются с коренным населением вместе. Для достижения этой цели Наполеон составил план к преобразованию внутреннего быта евреев и надеялся привести его в исполнение посредством раввинов, которых он считал еврейским духовенством.